В начале 80-х годов в Киргизской государственной филармонии давал концерт пианист из Чехословакии Петер Топерцер. Программа обещала быть интересной, поскольку включала малоизвестные киргизскому слушателю произведения чешских композиторов. Это, естественно, привлекло внимание наших музыкантов. Однако концертант почему-то отклонился от обещанной программы, и все первое отделение играл сочинения Шопена и Дебюсси, иначе говоря, популярный репертуар. Скорее всего, он решил, что провинциальному слушателю произведения его соотечественников будут просто непонятны. Отделение закончилось, объявили десятиминутный антракт. Но вот прошло двадцать минут, а пианиста все еще не было. Прошло полчаса – сцена по-прежнему пустовала, а среди слушателей уже нарастал ропот недовольства. Наконец, Топерцер появился на эстраде. Музыканта трудно было узнать – от былого спокойствия и респектабельности не осталось и следа, он был явно чем-то возбужден. Пианист порывисто сел за рояль и заиграл, строго придерживаясь программы. Музыканта будто подменили: теперь он играл с предельной самоотдачей, словно выступал на международном конкурсе. Зал это сразу почувствовал.
Но что же произошло в антракте и чем была вызвана такая метаморфоза – недоумевали наши меломаны? Оказывается, как стало известно позже, в антракте за кулисы зашел преподаватель института искусств, молодой, но уже известный в республике композитор и пианист Михаил Бурштин. Он был всесторонне образованным музыкантом и большим знатоком современной музыки. Более того, Миша, как его ласково звали друзья и коллеги, увлекался иностранными языками и как раз в это время учил чешский. Поэтому он обратился к гостю на его родном языке. Разговор носил сугубо профессиональный характер: говорили о новых тенденциях в фортепианном исполнительстве, особенностях интерпретации, о сочинениях чешских авторов, которые Бурштин хорошо знал. Миша признался, что его привлекла программа концерта, на котором должны были прозвучать пьесы Л. Яначка, которые он очень хотел услышать. Топерцер был поражен эрудицией и широтой интересов киргизского коллеги и за беседой не заметил, что время антракта уже прошло…
Михаил Бурштин заявил о себе как музыкант исключительного дарования еще в начале 60-х годов, когда учился на фортепианном отделении Киргизского музыкально-хореографического училища им. М. Куренкеева. У него был абсолютный слух, он бегло читал с листа любой нотный текст (позже он это искусство довел до совершенства), пробовал силы в сочинительстве. И удивительно тонко чувствовал музыку. Это естественно – ведь его родителями были музыканты.
Семья Бурштиных хорошо была известна в музыкальных кругах Кыргызстана. Отец – Григорий Михайлович Бурштин и мать – заслуженная артистка республики Слава Марковна Окунь были отличными пианистами. Выпускники Московской консерватории, они приехали в Киргизию в 1940 году, как они думали, на несколько лет, но, полюбив горный край, остались здесь практически на всю жизнь. Их вклад в музыкальную культуру республики весом.
В 1943 году в семье родился сын, которого в честь деда назвали Михаилом. Уже в раннем детстве Миша поражал всех своей одаренностью. Рассказывают, что иногда дома Григорий Михайлович усаживал сына у пианино и устраивал ему своеобразный экзамен: он нажимал на клавиши, а кроха-сын безошибочно называл извлеченные звуки и аккорды. В шесть лет он начал заниматься музыкой, а далее последовал полный цикл музыкального образования: школа, училище, вуз, а потом еще и стажировка в Московской консерватории (у Я. И. Мильштейна) и ассистентура в Свердловской (у И. З. Зетеля). Все это вместе заняло двадцать лет.
В школе Миша занимался в классе педагога Д. Г. Склютовского, а в училище – у В. С. Хананаева и одновременно работал концертмейстером у вокалистов, где приобрел навыки игры в ансамбле. Важную роль в становлении молодого музыканта сыграло общение с музыковедом В. Янковским, преподававшим в училище гармонию. Он первый заметил композиторские способности студента и всячески поощрял его опыты в данном направлении. Педагог оказался прав. Отлично сыграв на госэкзамене первую часть Второго фортепианного концерта С. Рахманинова со студенческим оркестром под управлением Р. Г. Мироновича, Бурштин окончил училище и в том же году поступил в Ташкентскую консерваторию, вначале как пианист (класс А. М. Литвинова), а позже и как композитор.
Время учебы в консерватории было использовано Бурштиным чрезвычайно плодотворно: он окончил ее по двум специальностям, не прерывая занятий, отслужил в армии, удачно выступил на зональном конкурсе и нашел спутницу жизни. Его женой стала студентка консерватории, талантливая пианистка Фаина Хармац. По композиции Михаил занимался в классе А. Малахова, а затем у Г. Мушеля. Значительную роль в формировании Бурштина как музыканта сыграл также видный музыковед-теоретик Ю. Кон, преподававший тогда в Ташкентской консерватории.
Из произведений, написанных музыкантом в консерваторские годы, можно выделить Первую симфонию, две сонаты (для фортепиано и для 2-х фортепиано), вокальный цикл на слова Э. Межелайтиса, вариации для струнного трио, романсы и, конечно же, концерт для фортепиано № 1 – его дипломная работа. Как пианист, Михаил окончил консерваторию с отличием (впрочем, как и училище), но год спустя, когда он защищал композиторский диплом, произошел досадный инцидент на коллоквиуме: студент вступил в полемику об атональности в фантазии П. И. Чайковского «Франческа да Римини» с самим председателем госкомиссии, за что и был наказан( вместо ожидаемого «отлично», получил «хорошо»).
Во Фрунзе Бурштин вернулся уже сформировавшимся музыкантом и стал работать в открывшемся годом ранее Киргизском государственном институте искусств. Кроме специального фортепиано, он вёл камерный ансамбль, концертмейстерский класс, преподавал композицию. Молодой музыкант развернул активную исполнительскую деятельность, играл не только соло, но и со многими известными в республике музыкантами – инструменталистами, певцами.
И хотя педагогическая и исполнительская деятельность отнимали много времени, Бурштин ни на минуту не забывал о творчестве. Он писал много и плодотворно, смело экспериментируя с современными композиторскими технологиями – от додекафонии до алеаторики. Только за первые три года после окончания консерватории им были написаны такие значительные произведения, как Симфоническая поэма, Концертино № 1, Вторая симфония, «Триптих» для квартета духовых, два фортепианных концерта, не говоря уже о многочисленных инструментальных пьесах и обработках. Естественно, такая активная деятельность не могла остаться незамеченной: в 1969 году Бурштин был принят в республиканскую композиторскую организацию. А в 1971 году во Фрунзе прошел XI пленум Союза композиторов Киргизии, посвященный творчеству молодых композиторов. Михаил был представлен на нем Второй симфонией и двумя фортепианными пьесами – Пасторалью и Каприччио. Выступление композитора прошло удачно. Московский критик А. Богданова, побывавшая на концертах пленума, отметила рационалистический склад музыкального мышления автора, его умение четко и логично конструировать форму, изобретательность в развитии материала. Она положительно отозвалась о его симфонии, отметив некоторое влияние Шостаковича на музыку крайних частей. Самые теплые слова критика были отнесены к средним частям четырехчастного цикла. «Вторая часть, – писала она на страницах журнала «Советская музыка», – привлекает единством настроения, утонченностью лирики, живым воссозданием красоты киргизского фольклора. Третья же ассоциируется с картиной народного празднества. Танцевальные, ритмически активные мелодии, искусно развиваемые, положены в основу этой музыки. Ритмическая изысканность – вообще одна из привлекательных особенностей стиля данного автора».
Вторая симфония – одно из немногих сочинений Бурштина, в котором он обратился к фольклорным источникам. Это были темы Ж. Боогачинова во 2-й части и К. Орозова ("Жумалак ботой") – в 3-й. В дальнейшем Бурштин отказался от цитирования фольклорных тем, предпочитая «вкраплять» в ткань своих сочинений характерные элементы киргизского мелоса, метроритма, использовать особенности формообразования и т.д.
Во второй половине 70-х – начале 80-х годов композитором было написано много ярких, самобытных по языку и колориту сочинений, таких как рапсодия-баллада «Памяти Виктора Хары», сюита для фортепиано, струнных и литавр «Афоризмы», «Дунганская сюита», «Кош кайрык» для оркестра киргизских народных инструментов», Концерт для двух фортепиано, концертные транскрипции сочинений киргизских авторов. Интересно, что Михаил Бурштин обладает удивительным качеством – способностью проникнуть в интонационный и образный строй музыкальных культур различных народов – киргизской, русской, еврейской, украинской, дунганской, узбекской, казахской, татарской и даже испанской (в «Памяти Виктора Хары). Именно это качество и врожденная музыкальность позволяют ему плодотворно работать со столь различным по своим музыкально-стилистическим характеристикам материалом. Сочинения композитора неоднократно исполнялись ведущими коллективами и отдельными исполнителями республики, а многие из них и по сей день хранятся в «Золотом фонде» Киргизской телерадиовещательной корпорации. В 1976 году на концерте в Академическом театре оперы и балета им. А. Малдыбаева, данном в честь присуждения почетных званий народного артиста СССР Булату Минжилкиеву и Асанхану Джумахматову, звучала и музыка Бурштина. «Наш репертуар произвел фурор, – рассказывал А. Джумахматов, – фрагменты из «Бориса Годунова», «Дона Карлоса». Материнского поля» Калыя Молдобасанова, рапсодия-баллада «Памяти Виктора Хары» Михаила Бурштина, романсы… Зрители стояли во всех проходах зала, награждали каждый номер овациями».
Наряду с педагогической и творческой работой, Бурштин много концертировал. Он играл не только в Киргизии, но и почти во всех союзных республиках бывшего СССР, выступая и как солист, и как концертмейстер. Пианист сопровождал в больших концертных турне ведущих солистов Киргизской оперы Х. Мухтарова, Э. Молдокулову, К. Сартбаеву, аккомпанировал А. Мырзабаеву, С. Чоткараевой, К. Айтыгулову, А. Георгиеву, А. Курбаналиеву, Э. Шаршенбаеву, Ч. Шалтакбаеву, и др. Заслуги музыканта получили официальное признание: ему было присвоено почетное звание заслуженного артиста республики.
В Кыргызской государственной филармонии им. Токтогула Сатылганова были организованы два концерта музыканта – сольный и авторский (с камерным оркестром). Выступая на концертах в Кыргызстане и за его пределами, наряду с собственными сочинениями, Бурштин исполнял произведения композиторов разных стран и эпох, включая малоизвестные. Его репертуар был просто огромен. К числу наиболее любимых авторов музыканта можно отнести Баха, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Брамса, Рахманинова, Стравинского, Щедрина. Пианист был одним из первых исполнителей ряда фортепианных сочинений современных авторов – А. Бабаджаняна, А. Журбина, Л. Фишера, В. Кобекина и др. Так, на концерте, состоявшемся в 2009 году в филармоническом зале Тель-Авива, прозвучали недавно написанные «Романтические дуэты» Р. Щедрина, исполненные Ф. Хармац и М. Бурштиным.
Говоря о пианистической деятельности Бурштина, невозможно умолчать о его исполнении произведений киргизских композиторов самых различных жанров – от инструментальных пьес и ансамблей до опер, балетов и симфоний. Такая многоликость объясняется тем, что он выступал как пианист-иллюстратор или концертмейстер на заседаниях Экспертной комиссии при Министерстве культуры, периодически проходивших в Союзе композиторов Киргизии. Здесь Бурштин был просто незаменим. «В исполнительском искусстве равных ему не было, – вспоминает композитор В. Роман. – Он показывал себя не только как превосходный виртуоз, но и как оригинальный интерпретатор, с поистине неограниченным диапазоном исполняемой музыки разных стилей и направлений. В Союзе композиторов не обходилось ни одного прослушивания новой музыки без его участия, так как Миша мог свободно, безо всякой предварительной подготовки, читать с листа любой сложности клавир, саккомпанировать тут же певцу или певице. Не робел он и перед оркестровыми партитурами…»
Особо хотелось сказать о концертных транскрипциях Бурштина. Здесь невольно приходят в память знаменитые транскрипции Листа. Как и у великого романтика, этот жанр доведен у Бурштина до совершенства. В этих пьесах столько виртуозного блеска, красоты, всплеска фантазии, колористических находок. Они просто зачаровывают! Особенно, если они звучат в исполнении удивительно слитного, словно один организм, семейного дуэта Хармац – Бурштин. Будь то кыргызский кюу «Маш ботой» или еврейский танец «Хава нагила».
В 80-е – начале 90-х голов появляются новые сочинения композитора: оркестровые «Киргизские этюды» и «Еврейские танцы», марши для духового оркестра, Концертино для виолончели и струнного оркестра, фортепианная и скрипичная сонаты, инструментальные пьесы. По-прежнему Бурштин много пишет для своего любимого инструмента – фортепиано. Во многих из его сочинений присутствует киргизская тематика. Музыка Бурштина современна по форме и содержанию, созвучна пульсу времени. И ее всегда можно узнать по характерному звучанию. Она динамична, порой, жестка, но всегда выразительна. Неравнодушие – характерная черта мировосприятия автора и это всегда ощущается в его музыке. В то время Бурштин был одним из немногих (если не единственным) среди киргизских музыкантов, владеющих новыми для того времени методами композиторской техники: додекафонией, сонористикой, сериальностью, алеаторикой. Еще в студенческие годы, проиграв и изучив сотни произведений современных авторов, он успешно освоил эти технологии и стал применять их в своем творчестве. Острые, терпкие созвучия, моторика, завораживающие ритмы, контрастные сопоставления регистров придавали его музыке особый шарм и пикантность. В то же время в ней были и медленные, исполненные глубокого чувства страницы, где слух отдыхал, а выразительные темы ласкали слух.
Сочинения Бурштина звучали не только на концертах и в эфире, но и широко использовались (и используются по сей день) в педагогической практике – от детских музыкальных школ до консерватории. Назовем лишь наиболее значительные произведения композитора, созданные им для детей: Концертино № 2, пьесы для ансамбля скрипачей ("Дифирамб", "Перпетуум-мобиле", "Охота", триптих на тему ВАСН), для ансамбля виолончелистов: "Концентрическая сюитина", "Элегия", "Интрада", для ансамбля темир-комузистов детской музыкальной школы им. П. Ф. Шубина «Керемет» (4 миниатюры), хоры a cappella "Шилтемдер", "Той", множество ансамблей и инструментальных пьес, особенно, для фортепиано.
Среди них хотелось бы выделить очаровательные пьески для самых юных музыкантов: "Цыплёнок", "Девочка и Козёл", "Встреча собачек разной величины", "Заяц и Волк", "Птичка и Кошка", "Петух-забияка", "Беседа Кошки с Собакой", "Белка", "Дождик", "Калпак и Тюбетейка". Написанные искренне, с чувством юмора и большой любовью к детям, они пользуются неизменными симпатиями и у самих исполнителей, и у их слушателей.
Произведения Бурштина исполнялись и исполняются далеко за пределами Кыргызстана, и не только киргизскими исполнителями. В их числе – заслуженный артист Украины, певец Ю. Олейник, флейтист из США Дж. Солум. О широком интересе к ним говорит и тот факт, что ноты композитора постоянно издавались в Москве во Всесоюзном издательстве «Советский композитор» (вышло около двадцати сборников, в которые вошли и пьесы Бурштина), а также в других городах – в Алма-Ате, Ленинграде, Киеве, Смоленске, Нью-Йорке. Кроме того, во Фрунзе в 1988 году издательство «Кыргызстан» выпустило авторский сборник композитора.
Почти четверть века проработал профессор кафедры специального фортепиано Михаил Бурштин в Институте искусств им. Б. Бейшеналиевой и в музыкальном училище им. М. Куренкеева О его классе в институте следует сказать особо. Благодаря своей эрудиции, педагогическому мастерству и личным качествам, Михаилу Григорьевичу удалось сформировать группу единомышленников, энтузиастов, преданных выбранной профессии, музыке. Его студенты (а через класс Бурштина прошло несколько десятков студентов) были активными участниками различных мероприятий: конкурсов, фестивалей, концертов, музыкальных встреч и т.п. Часто проводились классные концерты, они, как правило, были тематическими: киргизская музыка, чешская музыка, Моцарт, Барток, Щедрин... Бурштин подготовил около тридцати специалистов. Ныне они трудятся в различных странах мира – в Кыргызстане (А. Молдоева, Г. Мосорюк, Л. Филиппова, Н. Ефремова, Е. Гуменник), Казахстане, России, Германии, Англии, США, Южной Корее, Коста-Рике. Со многими из них педагог поддерживает творческие и дружеские связи.
Как-то музыкант признался: «Моё исполнительское кредо – просветительство. Мой идеальный слушатель – тот, кто хорошо разбирается в музыке и, в частности, в пианизме, но, главное, незнаком с исполняемым произведением. По крови я еврей, по языку русский, по музыкальному языку (как композитор) – кыргыз (что сказывается и в моих "некыргызских" сочинениях)».
Но что же произошло в антракте и чем была вызвана такая метаморфоза – недоумевали наши меломаны? Оказывается, как стало известно позже, в антракте за кулисы зашел преподаватель института искусств, молодой, но уже известный в республике композитор и пианист Михаил Бурштин. Он был всесторонне образованным музыкантом и большим знатоком современной музыки. Более того, Миша, как его ласково звали друзья и коллеги, увлекался иностранными языками и как раз в это время учил чешский. Поэтому он обратился к гостю на его родном языке. Разговор носил сугубо профессиональный характер: говорили о новых тенденциях в фортепианном исполнительстве, особенностях интерпретации, о сочинениях чешских авторов, которые Бурштин хорошо знал. Миша признался, что его привлекла программа концерта, на котором должны были прозвучать пьесы Л. Яначка, которые он очень хотел услышать. Топерцер был поражен эрудицией и широтой интересов киргизского коллеги и за беседой не заметил, что время антракта уже прошло…
Михаил Бурштин заявил о себе как музыкант исключительного дарования еще в начале 60-х годов, когда учился на фортепианном отделении Киргизского музыкально-хореографического училища им. М. Куренкеева. У него был абсолютный слух, он бегло читал с листа любой нотный текст (позже он это искусство довел до совершенства), пробовал силы в сочинительстве. И удивительно тонко чувствовал музыку. Это естественно – ведь его родителями были музыканты.
Семья Бурштиных хорошо была известна в музыкальных кругах Кыргызстана. Отец – Григорий Михайлович Бурштин и мать – заслуженная артистка республики Слава Марковна Окунь были отличными пианистами. Выпускники Московской консерватории, они приехали в Киргизию в 1940 году, как они думали, на несколько лет, но, полюбив горный край, остались здесь практически на всю жизнь. Их вклад в музыкальную культуру республики весом.
В 1943 году в семье родился сын, которого в честь деда назвали Михаилом. Уже в раннем детстве Миша поражал всех своей одаренностью. Рассказывают, что иногда дома Григорий Михайлович усаживал сына у пианино и устраивал ему своеобразный экзамен: он нажимал на клавиши, а кроха-сын безошибочно называл извлеченные звуки и аккорды. В шесть лет он начал заниматься музыкой, а далее последовал полный цикл музыкального образования: школа, училище, вуз, а потом еще и стажировка в Московской консерватории (у Я. И. Мильштейна) и ассистентура в Свердловской (у И. З. Зетеля). Все это вместе заняло двадцать лет.
В школе Миша занимался в классе педагога Д. Г. Склютовского, а в училище – у В. С. Хананаева и одновременно работал концертмейстером у вокалистов, где приобрел навыки игры в ансамбле. Важную роль в становлении молодого музыканта сыграло общение с музыковедом В. Янковским, преподававшим в училище гармонию. Он первый заметил композиторские способности студента и всячески поощрял его опыты в данном направлении. Педагог оказался прав. Отлично сыграв на госэкзамене первую часть Второго фортепианного концерта С. Рахманинова со студенческим оркестром под управлением Р. Г. Мироновича, Бурштин окончил училище и в том же году поступил в Ташкентскую консерваторию, вначале как пианист (класс А. М. Литвинова), а позже и как композитор.
Время учебы в консерватории было использовано Бурштиным чрезвычайно плодотворно: он окончил ее по двум специальностям, не прерывая занятий, отслужил в армии, удачно выступил на зональном конкурсе и нашел спутницу жизни. Его женой стала студентка консерватории, талантливая пианистка Фаина Хармац. По композиции Михаил занимался в классе А. Малахова, а затем у Г. Мушеля. Значительную роль в формировании Бурштина как музыканта сыграл также видный музыковед-теоретик Ю. Кон, преподававший тогда в Ташкентской консерватории.
Из произведений, написанных музыкантом в консерваторские годы, можно выделить Первую симфонию, две сонаты (для фортепиано и для 2-х фортепиано), вокальный цикл на слова Э. Межелайтиса, вариации для струнного трио, романсы и, конечно же, концерт для фортепиано № 1 – его дипломная работа. Как пианист, Михаил окончил консерваторию с отличием (впрочем, как и училище), но год спустя, когда он защищал композиторский диплом, произошел досадный инцидент на коллоквиуме: студент вступил в полемику об атональности в фантазии П. И. Чайковского «Франческа да Римини» с самим председателем госкомиссии, за что и был наказан( вместо ожидаемого «отлично», получил «хорошо»).
Во Фрунзе Бурштин вернулся уже сформировавшимся музыкантом и стал работать в открывшемся годом ранее Киргизском государственном институте искусств. Кроме специального фортепиано, он вёл камерный ансамбль, концертмейстерский класс, преподавал композицию. Молодой музыкант развернул активную исполнительскую деятельность, играл не только соло, но и со многими известными в республике музыкантами – инструменталистами, певцами.
И хотя педагогическая и исполнительская деятельность отнимали много времени, Бурштин ни на минуту не забывал о творчестве. Он писал много и плодотворно, смело экспериментируя с современными композиторскими технологиями – от додекафонии до алеаторики. Только за первые три года после окончания консерватории им были написаны такие значительные произведения, как Симфоническая поэма, Концертино № 1, Вторая симфония, «Триптих» для квартета духовых, два фортепианных концерта, не говоря уже о многочисленных инструментальных пьесах и обработках. Естественно, такая активная деятельность не могла остаться незамеченной: в 1969 году Бурштин был принят в республиканскую композиторскую организацию. А в 1971 году во Фрунзе прошел XI пленум Союза композиторов Киргизии, посвященный творчеству молодых композиторов. Михаил был представлен на нем Второй симфонией и двумя фортепианными пьесами – Пасторалью и Каприччио. Выступление композитора прошло удачно. Московский критик А. Богданова, побывавшая на концертах пленума, отметила рационалистический склад музыкального мышления автора, его умение четко и логично конструировать форму, изобретательность в развитии материала. Она положительно отозвалась о его симфонии, отметив некоторое влияние Шостаковича на музыку крайних частей. Самые теплые слова критика были отнесены к средним частям четырехчастного цикла. «Вторая часть, – писала она на страницах журнала «Советская музыка», – привлекает единством настроения, утонченностью лирики, живым воссозданием красоты киргизского фольклора. Третья же ассоциируется с картиной народного празднества. Танцевальные, ритмически активные мелодии, искусно развиваемые, положены в основу этой музыки. Ритмическая изысканность – вообще одна из привлекательных особенностей стиля данного автора».
Вторая симфония – одно из немногих сочинений Бурштина, в котором он обратился к фольклорным источникам. Это были темы Ж. Боогачинова во 2-й части и К. Орозова ("Жумалак ботой") – в 3-й. В дальнейшем Бурштин отказался от цитирования фольклорных тем, предпочитая «вкраплять» в ткань своих сочинений характерные элементы киргизского мелоса, метроритма, использовать особенности формообразования и т.д.
Во второй половине 70-х – начале 80-х годов композитором было написано много ярких, самобытных по языку и колориту сочинений, таких как рапсодия-баллада «Памяти Виктора Хары», сюита для фортепиано, струнных и литавр «Афоризмы», «Дунганская сюита», «Кош кайрык» для оркестра киргизских народных инструментов», Концерт для двух фортепиано, концертные транскрипции сочинений киргизских авторов. Интересно, что Михаил Бурштин обладает удивительным качеством – способностью проникнуть в интонационный и образный строй музыкальных культур различных народов – киргизской, русской, еврейской, украинской, дунганской, узбекской, казахской, татарской и даже испанской (в «Памяти Виктора Хары). Именно это качество и врожденная музыкальность позволяют ему плодотворно работать со столь различным по своим музыкально-стилистическим характеристикам материалом. Сочинения композитора неоднократно исполнялись ведущими коллективами и отдельными исполнителями республики, а многие из них и по сей день хранятся в «Золотом фонде» Киргизской телерадиовещательной корпорации. В 1976 году на концерте в Академическом театре оперы и балета им. А. Малдыбаева, данном в честь присуждения почетных званий народного артиста СССР Булату Минжилкиеву и Асанхану Джумахматову, звучала и музыка Бурштина. «Наш репертуар произвел фурор, – рассказывал А. Джумахматов, – фрагменты из «Бориса Годунова», «Дона Карлоса». Материнского поля» Калыя Молдобасанова, рапсодия-баллада «Памяти Виктора Хары» Михаила Бурштина, романсы… Зрители стояли во всех проходах зала, награждали каждый номер овациями».
Наряду с педагогической и творческой работой, Бурштин много концертировал. Он играл не только в Киргизии, но и почти во всех союзных республиках бывшего СССР, выступая и как солист, и как концертмейстер. Пианист сопровождал в больших концертных турне ведущих солистов Киргизской оперы Х. Мухтарова, Э. Молдокулову, К. Сартбаеву, аккомпанировал А. Мырзабаеву, С. Чоткараевой, К. Айтыгулову, А. Георгиеву, А. Курбаналиеву, Э. Шаршенбаеву, Ч. Шалтакбаеву, и др. Заслуги музыканта получили официальное признание: ему было присвоено почетное звание заслуженного артиста республики.
В Кыргызской государственной филармонии им. Токтогула Сатылганова были организованы два концерта музыканта – сольный и авторский (с камерным оркестром). Выступая на концертах в Кыргызстане и за его пределами, наряду с собственными сочинениями, Бурштин исполнял произведения композиторов разных стран и эпох, включая малоизвестные. Его репертуар был просто огромен. К числу наиболее любимых авторов музыканта можно отнести Баха, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Брамса, Рахманинова, Стравинского, Щедрина. Пианист был одним из первых исполнителей ряда фортепианных сочинений современных авторов – А. Бабаджаняна, А. Журбина, Л. Фишера, В. Кобекина и др. Так, на концерте, состоявшемся в 2009 году в филармоническом зале Тель-Авива, прозвучали недавно написанные «Романтические дуэты» Р. Щедрина, исполненные Ф. Хармац и М. Бурштиным.
Говоря о пианистической деятельности Бурштина, невозможно умолчать о его исполнении произведений киргизских композиторов самых различных жанров – от инструментальных пьес и ансамблей до опер, балетов и симфоний. Такая многоликость объясняется тем, что он выступал как пианист-иллюстратор или концертмейстер на заседаниях Экспертной комиссии при Министерстве культуры, периодически проходивших в Союзе композиторов Киргизии. Здесь Бурштин был просто незаменим. «В исполнительском искусстве равных ему не было, – вспоминает композитор В. Роман. – Он показывал себя не только как превосходный виртуоз, но и как оригинальный интерпретатор, с поистине неограниченным диапазоном исполняемой музыки разных стилей и направлений. В Союзе композиторов не обходилось ни одного прослушивания новой музыки без его участия, так как Миша мог свободно, безо всякой предварительной подготовки, читать с листа любой сложности клавир, саккомпанировать тут же певцу или певице. Не робел он и перед оркестровыми партитурами…»
Особо хотелось сказать о концертных транскрипциях Бурштина. Здесь невольно приходят в память знаменитые транскрипции Листа. Как и у великого романтика, этот жанр доведен у Бурштина до совершенства. В этих пьесах столько виртуозного блеска, красоты, всплеска фантазии, колористических находок. Они просто зачаровывают! Особенно, если они звучат в исполнении удивительно слитного, словно один организм, семейного дуэта Хармац – Бурштин. Будь то кыргызский кюу «Маш ботой» или еврейский танец «Хава нагила».
В 80-е – начале 90-х голов появляются новые сочинения композитора: оркестровые «Киргизские этюды» и «Еврейские танцы», марши для духового оркестра, Концертино для виолончели и струнного оркестра, фортепианная и скрипичная сонаты, инструментальные пьесы. По-прежнему Бурштин много пишет для своего любимого инструмента – фортепиано. Во многих из его сочинений присутствует киргизская тематика. Музыка Бурштина современна по форме и содержанию, созвучна пульсу времени. И ее всегда можно узнать по характерному звучанию. Она динамична, порой, жестка, но всегда выразительна. Неравнодушие – характерная черта мировосприятия автора и это всегда ощущается в его музыке. В то время Бурштин был одним из немногих (если не единственным) среди киргизских музыкантов, владеющих новыми для того времени методами композиторской техники: додекафонией, сонористикой, сериальностью, алеаторикой. Еще в студенческие годы, проиграв и изучив сотни произведений современных авторов, он успешно освоил эти технологии и стал применять их в своем творчестве. Острые, терпкие созвучия, моторика, завораживающие ритмы, контрастные сопоставления регистров придавали его музыке особый шарм и пикантность. В то же время в ней были и медленные, исполненные глубокого чувства страницы, где слух отдыхал, а выразительные темы ласкали слух.
Сочинения Бурштина звучали не только на концертах и в эфире, но и широко использовались (и используются по сей день) в педагогической практике – от детских музыкальных школ до консерватории. Назовем лишь наиболее значительные произведения композитора, созданные им для детей: Концертино № 2, пьесы для ансамбля скрипачей ("Дифирамб", "Перпетуум-мобиле", "Охота", триптих на тему ВАСН), для ансамбля виолончелистов: "Концентрическая сюитина", "Элегия", "Интрада", для ансамбля темир-комузистов детской музыкальной школы им. П. Ф. Шубина «Керемет» (4 миниатюры), хоры a cappella "Шилтемдер", "Той", множество ансамблей и инструментальных пьес, особенно, для фортепиано.
Среди них хотелось бы выделить очаровательные пьески для самых юных музыкантов: "Цыплёнок", "Девочка и Козёл", "Встреча собачек разной величины", "Заяц и Волк", "Птичка и Кошка", "Петух-забияка", "Беседа Кошки с Собакой", "Белка", "Дождик", "Калпак и Тюбетейка". Написанные искренне, с чувством юмора и большой любовью к детям, они пользуются неизменными симпатиями и у самих исполнителей, и у их слушателей.
Произведения Бурштина исполнялись и исполняются далеко за пределами Кыргызстана, и не только киргизскими исполнителями. В их числе – заслуженный артист Украины, певец Ю. Олейник, флейтист из США Дж. Солум. О широком интересе к ним говорит и тот факт, что ноты композитора постоянно издавались в Москве во Всесоюзном издательстве «Советский композитор» (вышло около двадцати сборников, в которые вошли и пьесы Бурштина), а также в других городах – в Алма-Ате, Ленинграде, Киеве, Смоленске, Нью-Йорке. Кроме того, во Фрунзе в 1988 году издательство «Кыргызстан» выпустило авторский сборник композитора.
Почти четверть века проработал профессор кафедры специального фортепиано Михаил Бурштин в Институте искусств им. Б. Бейшеналиевой и в музыкальном училище им. М. Куренкеева О его классе в институте следует сказать особо. Благодаря своей эрудиции, педагогическому мастерству и личным качествам, Михаилу Григорьевичу удалось сформировать группу единомышленников, энтузиастов, преданных выбранной профессии, музыке. Его студенты (а через класс Бурштина прошло несколько десятков студентов) были активными участниками различных мероприятий: конкурсов, фестивалей, концертов, музыкальных встреч и т.п. Часто проводились классные концерты, они, как правило, были тематическими: киргизская музыка, чешская музыка, Моцарт, Барток, Щедрин... Бурштин подготовил около тридцати специалистов. Ныне они трудятся в различных странах мира – в Кыргызстане (А. Молдоева, Г. Мосорюк, Л. Филиппова, Н. Ефремова, Е. Гуменник), Казахстане, России, Германии, Англии, США, Южной Корее, Коста-Рике. Со многими из них педагог поддерживает творческие и дружеские связи.
Как-то музыкант признался: «Моё исполнительское кредо – просветительство. Мой идеальный слушатель – тот, кто хорошо разбирается в музыке и, в частности, в пианизме, но, главное, незнаком с исполняемым произведением. По крови я еврей, по языку русский, по музыкальному языку (как композитор) – кыргыз (что сказывается и в моих "некыргызских" сочинениях)».